Пару лет тому назад один известный человек сделал вброс о том, что войну на Донбассе развязали писатели-фантасты, и попытался доказать эту мысль с фактами на руках. Как водится, брались только факты, которые хорошо ложились в систему доказательств, а те, что противоречили, игнорировались. Я прочитал тогда статью, поулыбался, да и забыл.
А в целом факты таковы, что большинство писателей-фантастов (а их сейчас легионы) да и любителей фантастики (их примерно столько же) на войну отреагировали как обычные обыватели. То есть писать или читать о войне миров или о том, как Сталкер идет в Зону за радиоактивной плесенью, им очень нравилось, а оказаться внутри такого романа в качестве героев показалось неинтересно.
И повели себя многие поклонники этого жанра в основном так же, как те, кто последний раз любую книгу брал в руки еще в школе, – постарались оказаться на приличном расстоянии от этого романа-фэнтэзи, когда он был воплощен в реальности. А если и остались внутри, то либо ноют о том, что «в магазине ничего нет, а если и есть, все дорого», и по-иному выражают свои мещанские фрустрации. Либо обрели видимость счастья в поддержании жизни клуба писателей-фантастов, продолжают писать романы о борьбе синих рыцарей с зелеными Кхтулу, устраивают вечеринки, посвященные обсуждению таких произведений, и продвигают их к читателю, что, с одной стороны, меня безгранично удивляет, а с другой, безгранично понятно, хотя и смешно.
Подобное рассуждение можно построить и для тех, кто обожал всякие военные игры, боевые искусства, танчики, но при первых выстрелах вспомнил, что он глубокий пацифист, белобилетник и вообще стрелять нехорошо, а надо кормить семью и гладить котиков.
Однако же вернемся к фэнтэзи.
Одна из причин, по которым мне нравится сейчас жить в Луганске, – теперешняя необыкновенность этого вполне тривиального до войны города. Весь масштаб фантастического Луганска 2016 года очень трудно описать постороннему. Впрочем, уже в 2014 году внешние люди абсолютно не понимали, как могут в городе под обстрелами работать магазины, например, и продолжаться какая-то обыденная жизнь. Сейчас просто открыты новые грани такой необыкновенности.
Вот, например, прекрасный весенний день. Деревья в цвету. Я выхожу по дому и иду по улице. Улицы тщательно выметены. Газоны ухожены. Светит солнце, отражаясь в зеркальных витринах. И – ни одного человека. Ни одного. Прохожу километр, другой, и только тогда натыкаюсь на каких-то людей.
Сочетание несочетаемого. Фронт в 15 километрах и учебный процесс в школе. Набор в «народную милицию», о котором каждый день говорят по телевизору, и выборы ректора в университете. Раздача гуманитарки нуждающимся и народные гуляния по случаю того или иного праздника.
Десять или двадцать «министерств», чуть ли не каждый день того или иного чиновника уличают в коррупции, в интернете ролик о том, как его берут под стражу на рабочем месте люди в полном обмундировании и с автоматами.
Заваленные разнообразной пищей полки в супермаркете. Работающие рестораны. Конкурсы красоты. Комендантский час.
Выступление симфонического оркестра. По четным дням «ЛНР» называют на центральных каналах «самопровозглашенной республикой». По нечетным обходятся без слова «самопровозглашенная». И так далее, и так далее, и так далее.
Десять или двадцать «министерств», чуть ли не каждый день того или иного чиновника уличают в коррупции, в интернете ролик о том, как его берут под стражу на рабочем месте люди в полном обмундировании и с автоматами.
Заваленные разнообразной пищей полки в супермаркете. Работающие рестораны. Конкурсы красоты. Комендантский час.
Выступление симфонического оркестра. По четным дням «ЛНР» называют на центральных каналах «самопровозглашенной республикой». По нечетным обходятся без слова «самопровозглашенная». И так далее, и так далее, и так далее.
Многие местные люди не могут выработать адекватного отношения к такой сумме подробностей. В частности, мне некоторые знакомые говорили, что у нас на этой почве развивается синдром дереализации. Чтобы не пытаться понять, они относятся к происходящему так, словно видят это все в кино.
Еще один тип людей, которые выказали свою непоследовательность, – это те, которые сидели на теме войны до войны.
Запоем читали (или писали) книги про войну отечественную или гражданскую. Знали наизусть имена героев войны.
Разбуди их среди ночи вопросом о том, как все происходило в Сталинграде или на Курской дуге, вы могли рассчитывать, что субъект час или два без запинки будет рассказывать об этих горячих денечках.
Запоем читали (или писали) книги про войну отечественную или гражданскую. Знали наизусть имена героев войны.
Разбуди их среди ночи вопросом о том, как все происходило в Сталинграде или на Курской дуге, вы могли рассчитывать, что субъект час или два без запинки будет рассказывать об этих горячих денечках.
С ними тоже произошло то интересное, что они не смогли включиться в тему войны фактической. Человек слышит, как летит снаряд.
Видит разрушенный от снаряда дом или улицу.
Мимо него едут танки. Он открывает рот и начинает рассуждать о том, как его отец или дед сражался на фронтах Великой отечественной, что говорил по этому поводу... Часть мозга, ответственная за восприятие того, что происходит здесь и сейчас, просто не срабатывает.
Не срабатывает и по сей день, и у многих.
То, что было на Курской дуге, и «спасибо деду за победу» помнят как дважды два. То, что было и есть и у нас кому говорить «спасибо», видят с трудом, и только если специально привлекать их внимание. Причем сегодняшнее видят не целиком, а со специфической стороны.
Видит разрушенный от снаряда дом или улицу.
Мимо него едут танки. Он открывает рот и начинает рассуждать о том, как его отец или дед сражался на фронтах Великой отечественной, что говорил по этому поводу... Часть мозга, ответственная за восприятие того, что происходит здесь и сейчас, просто не срабатывает.
Не срабатывает и по сей день, и у многих.
То, что было на Курской дуге, и «спасибо деду за победу» помнят как дважды два. То, что было и есть и у нас кому говорить «спасибо», видят с трудом, и только если специально привлекать их внимание. Причем сегодняшнее видят не целиком, а со специфической стороны.
Представляется интересная возможность понять суть человека. И обнаруживается, что суть и литературные предпочтения – это не только не одно и то же, но находятся между собой в известном противоречии, что, впрочем, интуитивно было понятно и до эксперимента.
С другой стороны – в Луганске сейчас живет сколько угодно подлинных романтиков, причем они не пишут стихи и фантастические романы, а доказывают свою суть простым пребыванием в городе, потому что для жизни в Луганске сейчас надо быть романтиком и искателем приключений, будем смотреть правде в глаза.
Вы не опознаете их по внешнему виду. Например, увидев на днях молодого человека в костюме Жестокого Романтика (рюкзак, облегающие бриджи, наглаженная клетчатая рубашечка, новенькие красные кроссовки), я вмиг понял, что это приезжий, что приехал он ненадолго и вскоре уедет недовольный тем, что не смог найти привычных ему предметов быта, без которых не способен прожить даже полчаса.
Небось еще накатает полосу на какой-нибудь сайтик с генеральной идеей «ужас- ужас, ни одного приличного суши-бара в Луганске». Вообще, замечу, любому приезжему очень нелегко сейчас не обратить на себя внимание, поскольку выдает его то, о чем он меньше всего догадывается, например, любой яркий предмет одежды на мужчине, а еще больше сама аура.
Небось еще накатает полосу на какой-нибудь сайтик с генеральной идеей «ужас- ужас, ни одного приличного суши-бара в Луганске». Вообще, замечу, любому приезжему очень нелегко сейчас не обратить на себя внимание, поскольку выдает его то, о чем он меньше всего догадывается, например, любой яркий предмет одежды на мужчине, а еще больше сама аура.
Внешний мир привык воспринимать Луганск и его окрестности как зону ужаса или страдания. В зависимости от ориентации тот или иной внешний субъект либо сочувствует, либо содрогается, либо испытывает злорадство.
Отчасти, в таком отношении повинны все комментаторы событий, происходящих здесь, которые заостряют в своих комментариях или статьях соответствующие моменты, с учетом психологии читателей, которым нужны острые ощущения. Впрочем, я забываю, что вызвать у человека внешнего мира впечатление о разрухе можно с той стороны, о которой я не думаю годами. Например, однажды меня спросили, работают ли УЖЕ в Луганске лифты. Я не знал, что ответить, так как живу в доме без лифта и последний раз пользовался лифтом лет десять назад, когда ходил к кому-то в гости. А у моего собеседника неработающие в Луганске лифты, о которых он где-то слышал, были важнейшим признаком страданий, лишений…
Однако весною 2016-го люди внешнего мира убедили себя, что у них «кризис», что они невыносимо страдают, и на этой почве во многом потеряли интерес к Донбассу. Часто мне приходится утешать в социальных сетях френдов из Киева, Москвы, Петербурга или Кельна, которые, вот, не знают, смогут ли они в этом году выкроить деньги, чтобы съездить на Каймановы острова или купить новую машину, или озабочены падением цен на недвижимость, из-за чего три принадлежащих им квартиры стоят сегодня не пять миллионов рублей, а всего-то три с небольшим.
Так что не до нас всем теперь. И это полностью нормально, потому что даже любимый роман-фэнтэзи можно перечитать максимум двадцать раз, а после своя жизнь все равно потребует внимания, и придется ломать голову, то ли поднять аренду жильцам своих петербургских квартир, то ли избавиться от этих квартир вовсе.
Потому что нельзя же в 2016 году пропустить поездку на Каймановы острова. Про ужасы в Кельне вообще не говорю, все в курсе.
Петр Иванов, психолог, город Луганск, Крым.Реалии
Перепечатка из рубрики «Листи з окупованого Донбасу» Радіо Свобода
Нынешний Луганск как фэнтэзи, - мнение из оккупированного Луганска
1/
2
Oleh
Blondy Blond