Я начал с войны в Приднестровье. Следующая — Первая чеченская кампания 1994 года. Потом я был в Афганистане. Затем — Вторая чеченская. В Ираке я тоже был. И в секторе Газа. Еще в страшном гражданском конфликте, который произошел в Узбекистане.
Война — это везде трагедия, но есть свои особенности, связанные с менталитетом, религией и армией, которая принимает участие.
Когда ты находишься на войне в чужой стране, то знаешь, что у тебя есть дом, где все спокойно, где ты сможешь отдохнуть. Ты не слышишь плохие новости о своих близких и знакомых, которых убивают на войне. Она не проходит через судьбы твоих близких и друзей.
На востоке Украины я был с первых дней и хорошо видел: то, что там происходит, было искусственно создано сперва не Россией, а местными олигархами и политиками. Например, я снимал захват Донецкой областной прокуратуры и помню, как туда пришли около 30 человек с палками, выбили окна и попали внутрь. Потом приехала милиция, заставила их выйти, но никого не задержала. Это было возможно только с согласия областного руководства. Более того, на проукраинском митинге в Донецке милиция должна была защищать участников, а на самом деле просто расступилась и наблюдала, как их избивают дубинками и палками. Это все происходило на моих глазах.
Когда приехал Валерий Гелетей, возглавлявший на тот момент Управление госохраны, с подчиненными, я надеялся, что сейчас они быстро очистят Донецкую обладминистрацию, как сделал Арсен Аваков с Ягуаром в Харькове. Но они побоялись. Да, там было бы кровопролитие, но серьезного оружия у ополченцев на тот момент еще не было. Оно появилось только тогда, когда в Луганске сдали СБУ, а потом уже приехал Игорь Стрелков из РФ. Поэтому именно безволие привело к тому, что сейчас происходит на востоке Украины.
Каждый раз, бывая на востоке, я общаюсь с военнослужащими украинской армии и вижу, как она меняется. Теперь это уже не те военные в резиновых вьетнамках, которых я видел в самом начале. Сейчас это уже совсем другая армия, у нее другой дух. Но не надо и ее идеализировать. Костяк, конечно, составляют серьезные люди. Но остается много и немотивированных. У добровольческих батальонов с этим хорошо, у регулярных войск хуже. В том числе и потому, что там много срочников, а профессионалам надо платить хорошо, не 100 грн в день. Ну и давление прессы тоже влияет. Им же как промывают мозги? Говорят: вы что, будете умирать за Коломойского?
На этой войне я впервые столкнулся с постановкой кадра. Был свидетелем, как на моих глазах в Донецке корреспондент Lifenews рассказывал о том, что бандеровцы и фашисты напали на мирный митинг граждан Донецка. А потом, стоя на балконе в гостинице Славянска, я слышал, как корреспондент того же канала договаривался с боевиками о постановочной съемке. Они настолько влились в эту игру, что сами в нее верят. Это их оружие. Им это в кайф. Впрочем, я помню, как еще во время чеченской войны один российский коллега, весь день провалявшись пьяным, сообщал своему московскому редактору о вымышленных казнях российских солдат и якобы отобранных у него боевиками фотоподтверждениях.
Ефрем Лукацкий
(Фоторепортер, единственный украинец – финалист «Пулитцера»)
То, что происходит в Донбассе, сперва было создано не Россией
1/
2
Oleh
Blondy Blond